Налле откашливается во второй раз, и ее взгляд ускользает от меня.

— Удачной охоты!

Я улыбаюсь ей, удивляясь тому, как она смотрит прямо мне в рот, как и я.

— Спасибо за добрые пожелания, моя дрхема.

Глава 8

Налле

Гусиные перья, собранные драконом, украшают мою скамейку, похожие на цветы другого мира, все шелковистые, вычурные и красивые.

Мой взгляд все время тянется к ним.

Всю свою жизнь лучшая связь, на которую я могла надеяться с мужчиной, была бы мимолетная встреча с соплеменником, которого мне пришлось бы разделить между всеми другими женщинами моего племени. Время от времени я встречалась с ним, и я не могла надеяться быть особенной.

Я была бы для него такой же, как все остальные. Хуже того, я, по сути, была бы обязанностью. А обязанность — постельные принадлежности.

Теперь у меня есть мужчина, который будет защищать всех моих людей, просто чтобы убедиться, что я счастлива.

Он относится ко мне так, будто я центр его мира, и это захватывающе, чего я никогда не ожидала. Это почти… возбуждает. Это влияет на меня так, как я не могла даже мечтать, не могла себе представить, зная, что у меня никогда не будет мужчины, тело которого будет принадлежать только мне. Кто должен видеть меня уникальной, достойной его единственного внимания.

Дракону лучше быть готовым к тому, что он пробуждает во мне. Потому что чем больше времени у меня есть на размышления о диких событиях, которые начались в тот момент, когда поймала дракона в его пещере, тем сильнее я чувствую, что постоянно привязываюсь к идее, что он будет целиком принадлежать мне. Свирепый дракон, превращающийся в массивного мускулистого мужчину. Мужчина, который выглядит так, будто хочет меня поглотить, тот, кто пообещал мне помочь.

Он назвал меня прекрасной. Я греюсь в мечтательном чувстве, охватившем меня в тот момент, когда он произнес это слово… но греюсь лишь на полторы минуты, чтобы вспомнить, что я сегодня не причесалась и упала в гусиный навоз.

Глаза широко раскрываются, я принюхиваюсь — и гримасничаю. Дракон сошел с ума? Как он мог стоять, чтобы даже обнять меня?

— Налле, тебе лучше принять самую быструю ванну в мире, — бормочу я про себя, когда начинаю раздеваться и закидывать еще больше палок в огонь под горшком с водой.

***

Лицо вымыто, тело вымыто, волосы высушены, и коса распущена, мои меховые сапоги сняты и сушатся у огня, надето чистое платье-туника с запахом трав, я чувствую себя… женственной. Даже симпатичной. Дракон ушел достаточно давно, и я начинаю задаваться вопросом, не заставило ли его, почувствовав мой запах перед ванной, решить вообще не возвращаться.

Пока я купалась, наша еда готовилась. Или, вернее, разогревалась, так как тушеное мясо было здесь все утро, но я все еще его томлю. Я довела его до кипения, так что это считается. Я просто закидываю в рот последнюю порцию, когда голова Халки входит в домик. Он не меняет форму своего дракона и остается только головой в дверном проеме.

— Я вернулся, дрхема.

Облегчение сладко и нервно разливается в моих жилах. Он вернулся. Он поможет! Он думает, что ты хорошенькая, даже когда тебя следует бросить в пруд с куском щелочного мыла.

— Замечательно, — говорю я с нервной улыбкой. — Ты что-нибудь поймал?

Я немного наклоняю свою миску, чтобы он мог в нее заглянуть.

— Я приготовила для тебя тушеное мясо, если хочешь.

— Я бы хотел, — подтверждает он. — Я буду через мгновение.

Его голова исчезает, дверная заслонка опускается, а затем раздается ужасный звук рвоты.

Подвигая миску к скамейке, я бросаюсь к дверному проему, его спасенные перья взлетают в воздух.

— Халки?

Я выхожу из хижины и вижу качающуюся спину колоссального дракона, сидящего на корточках, с опущенными плечами, опущенной длинной шеей и почти касающейся земли мордой. Его крылья плотно прижаты к бокам — и его ребра болезненно выпирают, когда он выпускает очередной ужасный отрывистый кашель.

Этот дракон вселит страх в сердца всех женщин, которые попытаются выступить против нас. Он защитит нас. Он спасет моего брата. Он — наша спасительная благодать.

У спасительной благодати моего племени — рвота.

И что меня больше беспокоит на личном уровне, так это то, что мужчина, с которым я мысленно спланировала всю ночь перед дерзким спасением, в тот час, когда он оставил меня одну, чтобы подумать, заболел.

— Халки! Что ты ел? Было ли это ядовито? — взволнованно кричу я.

Со своего наблюдательного пункта я в ужасе наблюдаю, как что-то большое и темное касается его языка, когда он давится. Его челюсти широко открываются, и два тонких лоскута почти прозрачной ткани соединяют нижнюю челюсть с верхней в складках губ. Они растягиваются, изгибаются и складываются, следуя движениям его рта.

То, что у него на языке, втягивается обратно в горло, когда он вдыхает, снова вызывая болезненную рвоту.

Видения моего защитного, безумного преданного дракона, которого я называла своим меньше суток, развеиваются, как дым, пока я смотрю, как он работает, чтобы вырвать свои кишки. Почему мой дракон умирает?

Я бегаю вокруг него, пытаясь лучше разглядеть, что случилось. Он хрипит, как будто поймал поперечную косточку в задней части горла, и эта темная штука появляется все больше каждый раз, когда его рвет, но не выходит полностью.

— Ты задыхаешься? — в панике спрашиваю я.

Я даже держу руку вверх с растопыренными пальцами, как будто могу протянуть руку и попытаться очистить его горло от любого препятствия.

Но его ряды невероятно длинных заостренных зубов блестят. Было бы глупо просовывать руку где-нибудь между этими челюстями, и даже эта мера поможет только в том случае, если я смогу дотянуться достаточно далеко назад, чтобы устранить любую преграду.

Халки снова кашляет — а затем подбрасывает массивный продолговатый… предмет.

Он падает на землю с мягким воркованием, а не с шлепком. Вместо мокрого и блестящего, как содержимое желудка или его внутренностей от жестокости его извержения, все, что появилось, компактно, сухо и… странно.

— Что… это что?

Кулла, одна из моих соплеменниц, убирает руку ото рта, чтобы показать на Халки… что бы это ни было.

— Это кольцо в носу быка? — спрашивает она.

Не могу поверить, что подхожу ближе, но это так. Я смотрю на него, пока у меня не отвисает челюсть. Затем я смотрю на нашего дракона.

— Что это? Дракон, ты съел одного из наших быков?

— Нет.

Халки протягивает свои когти и хватает комок, того, чем его вырвало, как будто это драгоценное сокровище, а не отвергнутое содержимое желудка.

— Я летал до тех пор, пока не наткнулся на какой-то домашний скот, который находится недалеко от Эмбер-Пик. Я нашел там пищу для охоты.

— Умм, Халки? Если ты нашел их в загоне, это не «охота», — подчеркиваю я.

— Эмбер-Пик? — шепчет кто-то. — Он украл у племени степных Гигантов!

Не обращая внимания на болтовню, которая вспыхивает, как кипящая вода, Халки встает, осторожно поднимает причину своей клинической смерти и несет свой кубик рвоты в домик.

— Что ты с этим делаешь? — спрашиваю я.

— Храню вместе с нашими вещами, — отвечает он.

Я поворачиваюсь и смотрю в море потрясенных лиц вокруг меня.

— Это его кастинг, — говорит Ятанак, опираясь на свою кривую резную трость.

— Ты, — обвиняю я. — Позже мы поговорим.

Я протягиваю руку сзади и начинаю заплетать волосы ловкими, агрессивными плетками, убирая их с дороги на случай, если не могу с собой совладать, и наступлю на его ухмыляющееся лицо и ударю.

Все поворачивают головы, чтобы посмотреть на нашего мудрого старого соплеменника — кроме дракона, который очень занят укладкой своего блевотного куска к «нашим вещам». Он все еще в форме дракона, поэтому не может поместиться в домике; скорее, он укладывает свой засохший тошнотик рядом с моей постелью. Я ловлю себя на том, что наклоняюсь вбок, чтобы посмотреть, как тщательно он укладывает его рядом с моими завернутыми одеялами, как будто помогает ему прижаться к ним.